— Мальчик совсем заплутал в тумане, — сказал он. — Каюсь, виноват. Хотел в нём духовное зрение пробудить, да вспышка получилась слишком яркой — от неё он вовсе ослеп. Надо Алёшу оттуда забирать, хоть бы даже и силком — это самое первое. А уж потом разбираться в ново-араратских чудесах. Здесь потребен человек военного склада: решительный, без фанаберии и излишнего воображения. Ты, Матвей, не годишься.
— В семнадцатом коттедже у меня живёт один железнодорожный телеграфист, который уверяет, что его похитили жители иной планеты, увезли к себе и продержали там несколько лет, причём гораздо более длинных, чем на Земле, поскольку тамошнее солнце гораздо больше нашего.
— В вопросах, касающихся непостижимых явлений и душевного трепета, мужчины слишком прямолинейны, — заявила Пелагия, быстро пощёлкивая спицами — после третьего стакана чаю она, испросив у владыки позволения, достала вязанье. — Мужчины нелюбопытны ко всему, что им представляется неважным, а в неважном подчас таится самое существенное. Где нужно что-нибудь построить, а ещё лучше сломать — там мужчинам равных нет. Если же нужно проявить терпение, понимание, а возможно, и сострадание, то лучше доверить дело женщине.
— Мне вообще сдаётся, — сказал владыка, — что чем сложнее и запутанней положение, тем проще из него выход.
— Что чудовищного в фамилии «Борейко»? — спросила Полина Андреевна, улыбнувшись ещё приветливей, и повторила, как бы пробуя на вкус. — Борейко, Борейко… Самая обыкновенная фамилия.
Конон Петрович, быстро перебегая вдоль стены, дописывал на панно «Вечер» лунные блики, пятнавшие поверхность земли. Теперь картина приобрела абсолютную законченность и своим совершенством не уступала — а пожалуй, и превосходила — волшебство настоящего вечера. Но госпожу Лисицыну занимала лишь та часть холста, где художник изобразил вытянутый чёрный силуэт на паучьих ножках. Полина Андреевна смотрела на него довольно долго, будто пыталась решить какую-то мудрёную головоломку.