Он замялся, вдруг закрыл лицо ладонями. Умолк.
— Хорошо, отче, я в лаборатории подожду, — поклонилась Лисицына.
Находясь в обществе друг друга, Митрофаний и Алёша более всего напоминали (да простится нам столь непочтительное сравнение) большого старого пса с задиристым кутёнком, который, резвясь, то ухватит родителя за ухо, то начнёт на него карабкаться, то цапнет мелкими зубками за нос; до поры до времени великан сносит сии приставания безропотно, а когда щенок слишком уж разботвится, слегка рыкнет на него или прижмёт к полу мощной лапой — но легонько, чтоб не сокрушить.
Из угла потянуло холодом. Монашек повернул в ту сторону, вглядываясь во мрак.
Правда, заступник и без того вроде как угомонился: по воде больше не ходил, никого в городе не пугал, но это, возможно, из-за того, что ночи стояли сплошь тёмные, безлунные.
— Да? — немножко удивился Матвей Бенционович. — А между тем артикул государственной службы этого совершенно не допускает.