— Па-азвольте-ка. — Он присел перед кроватью на корточки, одной рукой схватил Матвея Бенционовича за пульс, другой стал оттягивать ему веки. — Что за чудеса! Что вы с ним сделали, владыко? Эй, господин Бердичевский! Сюда! На меня!
— Всё, сели! — в отчаянии вскричал капитан. — Если сейчас нос по волне не повернуть, через четверть часа на бок ляжем, и тогда всё, пиши пропало! У, козлы смердячие! — Он замахнулся на свою молящуюся команду. — Рыло бы им начистить, да нельзя мне, я обет давал ненасильственный!
— И Христос, когда на крест шёл, тоже надеялся? — тихо спросила она.
Ходить я к ней после того не перестал, но в спальню не напрашивался, а она не приглашала. Приглядывалась ко мне, всматривалась, будто хотела что-то давно позабытое выискать.
— У вас очаровательные крошки, отче, — сказал он. — И как много. Я и не знал, что лицам монашеского звания дозволяется детей иметь. Жалко, мне детей заводить нельзя, потому что я сумасшедший. Закон воспрещает сумасшедшим вступать в брак, а если кто уже вступил, то такой брак признаётся недействительным. Мне кажется, я тоже прежде был женат. Что-то такое припо…
— Да, с губернатора, конечно, спросят, — безвольно покивал Митрофаний.