— Почему он... Почему сделал ту страшную вещь. Почему изменился с тех пор, как вернулся из Драконьего Дома, ведь раньше... Раньше он не был ТАКИМ.
Ну, не зовут, так не зовут. Хотя именно за принятием пищи можно было бы и поболтать.
— Свободен? Пожалуй... Но что мне делать с этой свободой? Может, подскажешь?
Замшелая зелень глаз наполнилась чувством, которое я меньше всего мог предположить в отношениях деда и внука — ненавистью: dou Лигмун ненавидел сына собственной дочери всей душой, всей страстью приближающейся к завершению жизни.
Бескрайний мир сузился для меня до размеров игольного острия, пронзившего сознание даже не мыслью, а осознанным и беспрекословно принятым к исполнению законом. Я видел перед собой мать моих детей.
— В сем искусстве нет ничего сложного: нужно просто немножко доброты.