— Слушайте, — спросил я жалобно, — кто-нибудь что-нибудь понял?
Он спохватился и принялся вытирать слезы тем самым мятым платком, которым до этого пытался отчистить костюм. Не столько вытирал, сколько грязь по лицу размазывал. Наверное, при других обстоятельствах мы бы стали хихикать, но сейчас все сидели и только смотрели, как зачарованные, на Льва Залмановича. Он кое-как справился со слезами, громко высморкался и сунул платок в карман.
Мама заплакала навзрыд. И оттого как она плакала, мне стало страшно. Я огляделась по сторонам, и у меня снова начал тукать висок, как будто в него кто-то бьется.
Так прошли все шесть уроков. Я совсем успокоился — ни тебе контрольных, ни самостоятельных, сплошные опросы. И программа точно такая же. В общем, стать и тут отличником не составит никакого труда. А может быть, и председателем совета отряда…
Это было единственное четкое осознание в моей голове. Все остальное расплывалось, кружилось и куда-то ускользало. Я ходил по комнате и уже не был уверен, что тут все поменялось. Попытался включить телевизор на столе, но только зря тыкал в кнопку включения. На экране на пару секунд появлялась надпись: «Нет сигнала. Проверьте кабель». Я подергал оба кабеля, которые шли к телевизору, даже постучал по нему, но ничего не добился.
— Нет, мы конечно, не снимаем полностью с себя вину. Вот Татьяна Николаевна, — кивок в сторону Танечки, — тоже понесет заслуженное наказание. Это и ее просчет, ведь это ее пионерская организация! И хороша б была эта организация, если б пошла на поводу у таких ее незрелых членов. Хорошо, что в этом классе учатся и сознательные дети, которые не побоялись! Которые, между прочим, физической расправы не побоялись! Потому что вот эти, — кивок в нашу сторону, — угрожали!