Дверь скрипнула, в проеме появилась лохматая голова. Из-под грязных нечесаных волос на меня уставились круглые испуганные глаза.
Я соскочил с Черного Вихря. Бросил повод на сук.
Солнце еще только перешло на западную часть неба, но я первым засобирался на ночлег. Ноги гудели, как столбы в непогоду. Никогда столько не ходил, а Гендельсон двигается уже, по-моему, совсем бесчувственный. Если какая гадость прыгнет из чащи, отбиться не сумеем, ведь молот хорош только на дальней дистанции, а меч из-за спины пока вытащишь.
— У нас есть и внизу, — ответила она, — но господин маг постоянно мерзнет, ему надо, чтобы жарко было везде. У него застывает кровь. Если бы вы знали, сколько ему лет…
Гендельсон спал, лежа на спине. Могучий храп разносился по комнате, заставлял трепетать язычок све тильника. Баронская пасть была широка, как труба подземной канализации. Я начал раздеваться, вспоминая встреченных в этом городе женщин. Именно женщин, мужские лица проходили мимо, как стертые пятаки.
Я залюбовался, глаза сумел оторвать, лишь когда свет восходящего солнца коснулся крыши замка, едва видимой из-за крепостной стены. Тот вспыхнул таким же оранжевым светом, радостный и посвежевший, совсем не та старая развалина, которую я видел ночью. Не веря глазам своим, я таращил глаза на свежую кладку, а те трещины и пробоины, которые заметил вчера, исчезли, затянулись, как окна в ряске от брошенного камня.