— Ага, — сказал я саркастически, — еще?.. Одну защиту мы уже разделали.
Гендельсон опустил копье, я услышал его яростный вопль, стук копыт. Дракон опешил, глаза выпучились, как у глубоководной рыбы. Пасть распахнулась так, словно морда разломилась надвое. Он прыгнул вперед, острие копья прошло мимо, а дракон с жутким ревом вонзил зубы в лошадиную грудь.
— Честно говоря, я не думал, что поймете! Да, все верно, чем опускаешься ниже, тем свободы, которую я так жажду, больше. И чем духовный мир выше, тем больше в нем мешающих всесторонне развиваться ограничений. Нет, это так здорово, что вы все понимаете! А я увы, одинок. Меня не понимают даже ближайшие соратники. Не видят дальше собственного носа. Они понимают свободу лишь как возможность безнаказанно задирать подол служанкам, грабить беззащитных крестьян, а то и напасть на соседа, зарезать исподтишка, а потом поиметь его жену, дочерей и даже прислугу… Ладно, это я так, жалуюсь. А как вам здесь?.. Обживаетесь? Как я понял, там у вас более совершенный и удобный для жизни мир.
— Не одни мы деремся. Хоть еще кто-то, кроме нас.
— В смысле, — сказал я, — убыстренным заживлением?
— Простите, — пробормотал я, — простите… мне показалось… гм…