Я отказался. Официант вернулся с двумя подносами закусок, бутербродов и пива разных сортов. Фермин сунул ему крупную купюру и сказал, что сдачи не надо.
Полицейские расхохотались, радуясь тому, что спектакль окончен. Они явно хотели оказаться отсюда как можно дальше и так и ушли в темноту, смеясь. Я бросился к Фермину, который пытался подняться и нашарить в грязной воде выбитые зубы. Кровь была у него повсюду: на губах, на веках, шла из ушей и носа. Увидев меня живым и здоровым, он еле заметно усмехнулся, и я подумал, что умру на месте. Я упал перед ним на колени и осторожно поддержал, а весил он даже меньше, чем Беа.
— Ну, это еще как посмотреть. Мне почему-то кажется, что она за него не выйдет.
— Я никогда не хотела причинить тебе боль, Даниель. Прости меня.
Мы почтительно склонились, а потом смотрели, как она удаляется, гордо выпрямив спину и наказывая мостовую ударами каблучков. Отец глубоко вздохнул, словно хотел вобрать в себя вновь воцарившийся покой. Дон Анаклето побледнел, а во взгляде его сквозила осенняя грусть.
— Я скажу вам, что мы можем сделать. В ближайшее воскресенье, если вы, разумеется, не против, мы как бы невзначай наведаемся в школу Святого Габриеля и постараемся что-нибудь разузнать о происхождении дружеских связей между Хулианом и тем пареньком, богачом…