— Это секрет, — ответил я, догадываясь, что отца забавляет ситуация, в которую попал этот всезнайка.
— Эти отметины — ерунда, хуже те, что внутри. Я выдержал под паяльной лампой час, а может, это была одна минута, не знаю. Но я сказал и имена, и фамилии, и даже размер одежды всех моих шефов и не шефов тоже. Меня выбросили в переулке в районе Пуэбло Секо, голого, обожженного, и одна добрая женщина подобрала меня и лечила два месяца. У нее коммунисты застрелили неизвестно за что мужа и обоих сыновей прямо на пороге дома. Когда я смог вставать и выходить на улицу, я узнал, что все мои начальники были арестованы и казнены через несколько часов после того, как я их заложил.
— Ради бога, Хулиан, ты же не причинишь вреда ребенку… — неуверенно прошептала я.
— Вы сейчас говорите как Росиито, Фермин.
— Молодой человек, я вас предупреждаю, что все это очень серьезно, и полицию надо известить непременно.
— Монстр остается на мою долю, — ответила я ему, тут же раскаявшись в своих словах.