Беа напряженно поглядывала через плечо на прохожих, торопившихся укрыться от ветра и ненастья.
— А можно спросить, как вы об этом узнали?
— Нравится? — спросил его дон Рикардо. Хулиан его едва слышал.
— Ну и плутишка! Наверняка, это связано с той потрясающей девицей, угадал?
Я приподнялся на колени, пытаясь перевести дыхание. Дверь в квартиру с треском захлопнулась, и я остался в полной темноте. Резкая колющая боль прошила затылок и левое ухо. Поморщившись, я поднес руку к голове и ощутил под пальцами теплую липкую жидкость. Кровь. Я хотел встать на ноги, но не смог разогнуться, мышцы живота сводило огненной судорогой, а желудок выворачивало наизнанку. Я сполз вниз по лестнице, прямо под ноги дону Сатурно, который, увидев меня, только покачал головой.
Однажды, когда мы гуляли во внутреннем дворе собора, Микель снова стал оказывать мне настойчивые знаки внимания. Я взглянула на него и увидела одинокого отчаявшегося человека. Я знала, что делаю, когда привела его домой и позволила соблазнить себя. Я сознавала, что обманываю его, и что он тоже это знает, но у меня никого больше не было в этом мире. Так мы стали любовниками, любовниками от отчаяния. Я видела в его глазах то, что хотела бы видеть в глазах Хулиана. Я чувствовала, что, отдаваясь ему, мщу Хулиану, Пенелопе и всему тому, чего была лишена сама. Микель, страдая от страсти и одиночества, понимал, что наша любовь — всего лишь жалкая комедия, и все равно не мог отпустить меня. Каждый день он пил все больше, и ему уже не всегда хватало сил предаваться страсти. Тогда он принимался горько шутить, что мы за рекордно короткое время превратились в типичную супружескую пару. Мы продолжали причинять друг другу боль из-за слепого раздражения и трусости. Однажды ночью, когда прошел уже почти год со дня моего возвращения из Парижа, я попросила его рассказать мне правду о Пенелопе. Микель был пьян и чуть не помешался от охватившего его бешенства. Таким я никогда его не видела. Дрожа от ярости, он стал оскорблять меня, обвинять в том, что я никогда его не любила, что я дешевая шлюха. Он в клочья порвал на мне одежду, а когда уже собрался взять меня силой, я перестала сопротивляться и откинулась назад, безропотно предлагая ему себя, молча глотая слезы. Микель упал на колени и стал умолять меня простить его. Как бы мне хотелось найти в себе силы любить его, а не Хулиана! Если бы я могла, я бы предпочла остаться рядом с ним. Но это было выше моих сил. Мы обнялись в темноте, и я попросила у него прощения за всю ту боль, которую ему причинила. Тогда он сказал, что расскажет мне о Пенелопе Алдайя, если я действительно этого хочу. И даже в этом я ошиблась.