– Ых-га… – подтвердил толстощекий, кося глазом на щекочущее шею острие.
– Не-е, – едва слышно выдохнула Ай, и кровь тут же окрасила бесцветные губы. – Я умру. Но это ничего, ты ведь не любишь миня.
Что мог сказать Шооран? Рассказать об Энжине, о том, что тот был илбэчем? Но это значит, сказать, что он не умер, а просто бросил ее как ненужную вещь. Надо ли это знать трясущейся старухе? Сама-то она теперь верит, что ни разу между ней и покойным мужем не проплывала тень Ёроол-Гуя.
– Я тебя искал, – произнес Шооран, чувствуя, что происходит совсем не то, о чем он думал, представляя, как найдет Яавдай. – Я даже к добрым братьям ходил, потому что ты так Киирмону сказала. Смешно, правда?
– Ты… ты предатель! – взорвался Турчин. – Тебя мало бросить в шавар! Тебя удавят волосяной петлей на глазах у всех! Тебя скормят зоггам!..
С грехом пополам перебрав один мешок, Шооран понес его маме. Нести мешок на спине не мог – хитиновая плетка из живого волоса иссекла кожу на спине. Спасибо Многорукому, что палач не взялся за хлыст – чешуйчатый ус парха бьет хуже топора.