— Сумерки кончаются с рассветом, — говорю. — Неужели вы делаете человеческую политику, Князь?
— Ты! — выкрикнула, даже щеки загорелись. — Великий государь! Не тебе об этом заикаться, не тебе! Ты же не мужчина, Дольф, ты дрянь! Я-то давно тебя знаю, хорошо! Тебе непонятны чистые чувства, ты на них не способен, тебя привлекает только грязь, грязь и кровь — ненавижу, я ненавижу тебя!
Большой Совет, помню, изрядно меня позабавил.
— Теперь, сударыня, вы, по крайней мере, можете говорить эти слова с полным сознанием своей правоты. Это любезность, правда?
А я приказал гвардейцам отвести ее в приемную — там пол гладкий и места много.
Молчит и трясет головой, как лошадь. Я начал сердиться.