Копыта звонко цокали по булыжнику. За набережной кучер свернул направо: мимо Покровского монастыря, мимо звонницы. Перья облаков сплошь усыпали небо над крестами, но дальше, со стороны Павловки, опять наползала чернильная синева.
— Гей, Павло, дай мне дрючка, я того кобеля перетяну!
— Когда понять хочу, как сила мажья действует, как передается от крестного к крестнику, отчего нельзя искусству чародейскому научить другого так же, как вас в институте учат? отчего угасает век от века сила магов, и можно ли тому воспрепятствовать? — тогда правы вы, Александра Филатовна. Нет здесь совести, нет здесь души — одно голое знание, которого мне так не хватает, и которое я с превеликим трудом и тщанием собираю по крупицам много лет. Но когда я вижу, как гибнет великое искусство, как умирают страшной смертью юные ученики, пусть они трижды грешны и виноваты! — я забываю о знании и, как вы изволили выразиться, Александра Филатовна, о "букашках под микроскопом"!
— Стой, отец Георгий. Да стой, кому говорю!.. ишь, разогнался, ноги-то молодые…
— …поверили! проверили! что дальше? Мы ведь уже в Закон вышли… или выйдем только?!
— Да пока добрался, по вашим буеракам… Слух пошел: чудная история приключилась у вас вчера. Решил завернуть.