Скорее, Шалва… к отцу Георгию, к Гоше-Живчику, ибо даже Духу Закона не дозволено безнаказанно глумиться над Буквой! Слыхано ли? — оставить тебя здесь (Друц! где ты, ром?!), когда крестники проходят последнее испытание! Дело, о каком Червонные «стряпчие» могут лишь мечтать: уличить Закон в беззаконии… мечтать, грезить, вздыхать ночами…
— Федя… Ф-феденька! в-вставай! Ну вставай… ж-же! Они… они ушли, в-все… Феденька! Вставай… п-пожалуйста…
— Верю. Что возблагодарили, отец Георгий — верю!
— Потому. Ну представь ты, дурья башка: вышел крестник в Закон, а ни для него, ни для крестного под рукой новых учеников нет! Или есть, но к ним ехать надо, или их к себе везти… А на себя финт завяжешь — пропадешь. Вот и не дано нам силы после выхода. Неделю, две — наверняка. Иногда больше. Чтоб было время до нового крестника дотянуться.
Зачем-то отряхиваться стал — чище стать захотелось, что ли?
Только птицы в тишине распеваются помаленьку, пробуют голоса.