Грохот прекратился, наступила долгая зловещая тишина, если не слушать свистящего дыхания за спиной. Глаза Гунтера стали безумными, Зигфрид оскалил зубы, дышит часто, нагнетая боевую ярость, когда видишь и слышишь втрое лучше, а каждое движение дается быстро и точно.
Кривое зеркало, повторил я твердо. Всего лишь кривое зеркало.
– Чистая душа, – согласился Гунтер. – Еще крылья не горели! И священник этот… как будто его по ушам не били. Но возьмется, ваша милость, возьмется, чую. Заодно, конечно, и вас постарается святой водой окропить, уж и не знаю, хорошо ли…
Я повернул Зайчика, сзади ругался Гунтер и пытался заставить своего коня приблизиться к гиблому месту, тот фыркал, дрожал, садился на круп, дико вращал налитыми кровью глазами. Под сумрачным местом трава зеленеет такая же сочная, странное пристанище ночи выглядит мирно, места занимает с просторную поляну, метров семь в диаметре, не так уж и много захвачено под гибельность. Да и подзол здесь, не чернозем, не велика потеря.
Я ломал голову, стараясь вспомнить среди челяди эту старуху. Обычно челядь выше второго этажа не поднимается, там господские покои, ясно, а сейчас почему?
Выскочивших навстречу мужчин кабаны смяли, как высокую траву. Молот наконец вырвался из моей ладони. Я направил его навстречу громадному зверю, что несется чуточку впереди, явно вожак.