– Страшно это, господа! – вздрогнул вдруг Митя и, облокотившись на стол, закрыл лицо правою рукой.
– Он, может быть, женится, – грустно проговорил Алеша, потупив глаза.
– А Григорий-то, Григорий-то Васильич, ведь стоит на своем, что дверь была отперта, ломит на своем, что видел, не собьешь его, я к нему бегала, сама с ним говорила. Ругается еще!
– Иван! – крикнул вдруг Федор Павлович, – нагнись ко мне к самому уху. Это он для тебя все это устроил, хочет, чтобы ты его похвалил. Ты похвали.
– Кто таков? – прокричал кто-то громким и усиленно сердитым голосом.
– Помилуйте, да вы сами говорили всем, что прокутили тогда ровно три тысячи.