В дверях, закрыв могучей фигурой почти весь проем, высилась тетка Алена. Отец Михаил вздрогнул, словно от грома небесного, во взгляде его снова засквозили тоска и беспомощность.
— Да что ж ты такое… Корней Агеич, разве можно так?
— И мастерские туда же! От кожемяк вонища — не продохнуть!
Пока Мишка набивал котелок снегом, пристраивал его над костром и объяснял Немому для чего надо варить железки, Юлька уже почти управилась с первым пациентом. Стоя на коленях, она заново перевязывала Мотьке лицо.
— Кормильцы! Хи-хи-хи, кашевары! — Дискантом вторила матери Юлька.
— Кхе! Благорасположение… выдумает же. — Дед немного помолчал, раздумывая, потом заговорил уже иным тоном: — А добыча… зимние ловы закончились, пушнины у них должно много быть. Но четырьмя десятками, и десятников только двое… Лавруха, как думаешь?