— Ага! А как его заслужишь, если твоей добыче завидуют? И не только об этом речь! Тебе отроков кормить, одевать, обувать надо, а много ли ты для этого добыл? Мне надлежит волю родителям погибших давать! А куда им с этой волей деваться? Где жить, с чего кормиться?
— А! — Роська махнул рукой. — Бурей велел нести на носилках только Павла и Леньку, остальных пешком погнал. «Молодые», говорит, «Как на собаках заживет». Я же и говорю: за людей нас не считают.
— Рассказали. Они через овраг незаметно перебрались, а там народу больше двух десятков. Ну, наши почти половину сразу положили, потом еще… те разбегаться стали, и тут полусотник их откуда-то сбоку выскочил, а с ним четверо с топорами и сразу в кусты, где отроки прятались. А у них, как на грех, как раз самострелы разряжены. Феоктиста сразу топором… — Герасим перекрестился. — Прими, Господи, душу раба Твоего.
— Боярич идет к боярину, — все так же подчеркнуто членораздельно, ответил Мишка — и не твоего ума дело, зачем!
Говорил Природный Лисовин, сидящий на Звере Велеса верхом. То ли Лисовин был карликом, то ли Зверь Велеса величиной с лошадь? Впрочем, Лис был виден четко, а Лисовин колебался, как отражение в неспокойной воде. И откуда-то была уверенность, что говорит именно Зверь Велеса, а Лисовин только… «озвучивает», что ли?
«Ага, значит, не показалось! Ладно, хоть одной непоняткой меньше — подмога острожанам, все-таки пришла, по-видимому, охотники, иначе откуда же собаки?»