В окнах знакомого дома, несмотря на поздний час, горел свет.
– Я просил тебя не носить сюда эту гадость, – сказал Просперо, глядя на змею с отвращением. Он невзлюбил бедняжку еще с той первой ночи, когда уж цапнул его за палец.
– Вот он, дом Просперо, – тихонько сказал Петя, показав на одноэтажный особнячок.
Ее гнал самый действенный погонщик – страх смерти. Непередаваемый, отвратительный. Сзади грохотала каблуками не Смерть, а смерть – грязная, смрадная, жуткая. Та самая, из детства. Жирная кладбищенская земля. Белые могильные черви. Оскаленный череп. Дыры вместо глаз.
– Смотрите только на меня, мадемуазель, – велел он Офелии. – Вы должны отключить четыре органа чувств и оставить только слух. Вслушивайтесь в т-тишину. А вы, господа, не мешайте медиуму посторонними звуками.
Она уже впала в транс: ресницы опустились, лицо сделалось пустым, губы чуть шевелились.