– Это он нарочно. Сейчас срежет, вот увидишь.
«Неопровержимая улика? – пожал плечами Благовольский. – Но как вы докажете, что эти каракули на стекле вывел именно я?»
Больше он не успел произнести ни слова. Дож проворно отскочил назад и выхватил из кармана «бульдог». От неожиданности я ахнул и отпрянул в сторону.
И вот теперь женщина, поэтесса, которую называли «русской Сафо».
Поравнявшись с Коломбиной, он как бы ненароком взглянул в покрасневшее лицо лже-избранницы. Заговорил не о записках и не о Калибановой истерике, а совсем о другом, и голос был не обычный, слегка насмешливый, а очень серьезный.
– Ой, мамочки мои, – прошептала femme fatale. – Какой еще Зверь?