Оба подъезда дома были заперты, а будить дворника Заика не стал. Я видел, что он входит во двор, и осторожно последовал за ним. Высунувшись из-за угла, увидел, как он немного повозился с замком, открыл дверь черного хода и скрылся за нею. Это показалось мне крайне любопытным. Зачем такому важному господину, в английском рединготе и цилиндре, шастать среди ночи по черным ходам?
– Любовью. Нужно всей душой полюбить Смерть. Манить ее к себе, звать, как драгоценную возлюбленную. И ждать, смиренно ждать ее Знака. Когда же Знак будет явлен, то умирать от собственной руки не только можно, но даже должно.
На тротуаре, в каком-нибудь десятке шагов от дома Просперо, под фонарем, стоял старый, облезлый шарманщик в красной феске и синих очках. Он яростно крутил ручку своего скрипучего инструмента и во все горло, отчаянно фальшивя, орал дурацкую песню – должно быть, собственного сочинения.
– А чем вы там занимаетесь? – перешла на шепот умирающая от любопытства Коломбина.
Коломбина не дописала слово – в ночной тишине раздался звон дверного колокольчика.
– Я, Учитель, – волнуясь, ответил Петя. – Это Коломбина. Я за нее ручаюсь. Она еще несколько месяцев назад сказала мне, что устала от жизни и хочет непременно умереть молодой.