На лице великой княжны появилось смятение – гейм выходил какой-то странный. Должно быть, из-за этого самого смятения её высочество на последней подаче дважды промахнулась, чего прежде никогда не случалось, и игра была проиграна вчистую – или, как говорят спортсмены, «под сухую».
Поняв, что препираться бессмысленно, я скорей вылез из пролётки и сунул ваньке три рубля.
Мы влетели в знакомый переулок с грохотом и лязгом. Соскочив наземь, Фандорин властно махнул дворнику.
– Я не видела Мишеля, но я его слышала, – тихо сказала мадемуазель. – Я слышала его голос. Мальчик был совсем рядом. Он спал и бредил во сне, всё повторял: «Laissez-moi, laissez-moi, я больше никогда-никогда не буду…»
Мы перебежали по лужайке, вжались в стену и подобрались к тёмному открытому окну. Эраст Петрович сложил руки ковшом и так ловко подсадил меня, что я безо всякого труда смог перелезть через подоконник. Фандорин последовал за мной.
Впереди кто-то завыл страшным голосом – видно, узнал своего, и я поспешил поскорее пройти мимо.