Проход, как выяснилось, изгибался причудливым зигзагом; только за вторым поворотом я наконец увидел обетованный свет в конце тоннеля. Одновременно ноздри мои затрепетали, учуяв ароматы кофе, ванили и перца; миг спустя к этому букету прибавились запахи мокрой зелени, свежей выпечки и горячего масла. Мы вышли в крошечный сад, со всех сторон окруженный глухими стенами старых домов. Здесь буйно отцветали форзиции, пенились кусты луизиании, алела японская айва, а из свежей, словно бы всего пару часов назад выросшей травы тянулись к солнцу белые, желтые и лиловые тюльпаны. Посреди этого великолепия стояла женщина в черно-белом платье, сшитом по моде пятидесятых: затянутая талия, пышная юбка, глубокое декольте, шелковая шаль на голых плечах. Только вместо микроскопической вечерней сумочки в руках у нее был садовый шланг. Мощная струя воды с ревом низвергалась на траву. Кусты явственно стонали от наслаждения.