Все это упорно наводило меня на мысль, что Олаф, Мозес, а теперь и Луарвик – все это одна компания, причем эта компания отнюдь не стремится афишировать, что она – одна компания. И если вспомнить, что я обнаружил Мозеса в номере-музее рядом со своим номером за пять минут до того, как нашел у себя на загаженном столе записку насчет гангстера и маньяка; и если вспомнить, что золотые часы Мозеса были подброшены – явно подброшены, а потом снова изъяты – в баул Хинкуса… и если вспомнить, что госпожа Мозес была единственным человеком, не считая, может быть, Кайсы, который отсутствовал в зале именно тогда, когда Хинкуса скрутили в бараний рог и засунули под стол… если вспомнить все это, то картина получается прелюбопытная.
Лицо дю Барнстокра сделалось сосредоточенным и серьезным.
– Это ваш пистолет заряжен серебряными пулями? – медленно произнес он.
– Нет, – сказал я. – Олаф Андварафорс убит сегодня ночью.
– У вас концы с концами не сходятся, – сказал я угрюмо. – Люди, которые не знают Олафа, посылают вас, который тоже не знает Олафа, с каким-то поручением к Олафу. Как это может быть?