Глаза у него разъехались и снова съехались на переносице.
Я повернулся и, прищурившись, поглядел на сизую, жуткого вида отвесную стену, ограждавшую долину с запада, на бледные языки снега, на иззубренный гребень, четкий, словно нарисованный на сочно-синей поверхности неба.
– Как – все? – спросил он с негодованием. – Но ему принесли филе?
– А хамить-то не надо бы! – сказала вдруг Брюн.
– А госпожу Мозес вы в зале видите в это время?
Хозяин поставил таз, молча подошел к окну и опустил железную штору.