Она выбежала и застыла на краю тротуара, глядя, как он разворачивает машину.
— Сейчас пройдет, — твердил Хетэуэй. — Это все ожидание, волнение.
Сейчас над краем будто пронесся ураган и смел все звуки. Ничего. Гробовая тишина. На кожаных петлях повисли грубо сколоченные двери. В безмолвном воздухе застыли брошенные качели из старых покрышек. Опустели плоские камни на берегу — излюбленное место прачек. На заброшенных бахчах одиноко дозревают арбузы, тая под толстой коркой освежающий сок. Пауки плетут новую паутину в покинутых хижинах; сквозь дырявые крыши вместе с золотистыми лучами солнца проникает пыль. Кое-где теплится забытый в спешке костер, и пламя, внезапно набравшись сил, принимается пожирать сухой остов соломенной лачуги. И тогда тишину нарушает довольное урчание изголодавшегося огня.
— Эгей! — Он смущенно рассмеялся. — Не прячься! Я знаю, что ты здесь!
Капли падали на людей, и люди посмотрели на небо.
Бенджамен Дрисколл глубоко-глубоко вдохнул влажный зеленый воздух и потерял сознание.