— Ярыга! — заорал Семен, входя в ворота. — Сюда! На, держи, — всучил он ревущую, как белуга, и брыкающуюся Алевтину выскочившему на крики Твердиславу. — Смотри, не отпускай. Боярыня где?
Купец тогда спасся лишь откупившись немалым кошелем золота, да написав покаянную грамоту. С тех пор, каждый раз, встречая Першина на торгах. Зализа требовал от него подробного отчета обо всем, услышанном в ордене, а зачастую и давал указания о чем разузнать поподробнее. В отличие от Ильи Баженова, Першин Зализу ненавидел лютой ненавистью, но поделать ничего не мог: знал, что судьба и живот его находятся в руках опричника. Потому и лгать никогда не решался.
— Домой пошла, Семен Прокофьевич, недужится ей.
— Ты нас прости, Костя, — без предисловий сообщил Михаил, — но мы уходим.
— Не знаю, — в голос заплакал хиппи. — Никого не знаю…
Зализа зачесал голову. Странные сарацины забрели в Северную пустошь: у деревушки Кельмима варягов живьем пожгли, а чухонцев мертвых похоронили. Здесь разора никакого не учинили. В воде дрызгались, броню снимать не боялись, сторожей не выставляли. Ровно не на чужую землю пришли, а по своей хаживают, страха никакого не имеют, нападения не ждут. А коли колдуны-чародеи — откель в них смелость в храм христовый заходить?