Как бригада принялась ржать — двадцать лет прошло, а помню.
Он опять спрятал лицо в воротник, не отводя прищуренных глаз от солнечного блеска в верхнем люке.
— Доброе утро! Проснись, браток, войну проспишь!
Когда укладывали спать Кузнечика, он лез ко мне целоваться и бормотал: "Ничего, Олежка, нам только пять месяцев продержаться, еще пять месяцев — и е…сь оно конём…"
Хохотала вся бригада. Да и черт бы с ней.
Солдат ушел, озадаченно вобрав голову в плечи. Я повернулся к Косяку: