– У него могут быть свои причины, – заметил Мефодий.
Зато Пуплий присосался к свитку всеведения как пиявка.
Улита с удовольствием выполнила просьбу и повернула портрет к стене. Причем не просто повернула, но даже и впечатала его от всей души в обои. Лигул с ненавистью заурчал.
– Спасибо, Вольф, не надо. Я просто смотрел и размышлял, нет ли здесь влияния Матисса! Помнишь его красных рыб в стакане? – своим обычным оживленным голосом сказал очеркист.
Тотчас синусы и косинусы расползлись, как испуганные тараканы.
Что-то чужеродное настойчиво и мгновенно мелькнуло у нее в сознании. Коричневатое, гибкое… Короткий крик – и трясина, принявшая нечто, ставшее ничем. Стремительно метнулся ввысь голубоватой искрой освободившийся эйдос.