Они ужинали в кухне, сидя друг против друга; круг света от лампы лежал на столе, все, попадавшее в этот круг, казалось ясным и простым, зато оставшееся за гранью, в полумраке кухни, было таинственным и пугающим. Особенно пугающим было спокойное лицо Анжелы; Влад ждал подвоха – и дождался, наконец.
– А тебе какое дело? Он не любил о ней вспоминать. Он все твердил, что она ему изменяла… Он даже орал по пьяни, что я не его дочь. Бывало.
– Анжела… Обыкновенный инстинкт самосохранения подсказывает мне, что… не стоит ничего предпринимать в тайне друг от друга.
Их с Анжелой путь лежал в фуршетный зал – где уже толпились газетчики, где через минуту будет сказан первый тост. Влад не любил банкетов, он знал, что после второго бокала уйдет, и заранее предупредил об этом устроителей – но его тем не менее будут просить остаться, надувать губы, изображая обиду, набиваться в спутники, тыкать в лицо микрофоном, спрашивать, жевать, пить, спрашивать, восторгаться, ругать, шипеть, жевать, спрашивать…
– Ну, если вы мне откажете в просьбе подвезти… Я, конечно, ни слова не скажу, подожду еще, может, повезет, – и она открыла дверцу, собираясь вылезать.
Было уже совсем светло. Просыпались птицы.