Миша поднялся на ноги и сдернул с девушки одеяло. «А ведь действительно хороша. Это не просто очарование молодости, а уже неплохо очерченная красота. Написать бы тебя маслом… Надо же, почти забыл, что я художник».
– Я тебе морду набью… – прошептал Лузгин.
– А ты не бойся, милок, – сказал Сеня. – Ничего не бойся. Видишь, как хорошо все устроилось. И дальше образуется.
– Дальше не повезу, даже не надейся, – сказал дед, притормаживая.
– Как дела? – спросил Долинский, наполнив этот невинный по сути вопрос содержанием, хорошо понятным им троим.
Одни уши были вполне человеческие, разве что сильно в шерсти, зато на подобающих местах, по бокам головы.