Я провалялся в постели два дня. Повеселевший Баррич ухаживал за мной с добродушным подшучиванием и отличным настроением, которого я не мог понять. Живость его походки и какая-то необычная уверенность заставляли его казаться гораздо моложе. Мое уныние еще больше усилилось оттого, что мои раны привели Баррича в такое прекрасное расположение духа. Но после двух дней отдыха в постели Баррич сообщил мне, что человек может перенести только определенное количество неподвижности и пора уже встать и начать двигаться, если я хочу как следует поправиться. И он снова стал находить для меня множество мелких поручений, которых было недостаточно для того, чтобы утомить меня, но вполне достаточно, чтобы все время держать меня занятым, поскольку мне приходилось часто отдыхать. Думаю, что именно постоянная занятость была его целью, потому что до этого я только лежал в постели, смотрел на стену и презирал самого себя. Столкнувшись с моей не утихающей депрессией, даже Кузнечик стал отворачиваться от еды. И все-таки он оставался моей единственной настоящей поддержкой. Величайшим наслаждением для него было следовать за мной по конюшне. Все, что он чуял и слышал, Кузнечик передавал мне с рвением, оживлявшим, несмотря на мое уныние, во мне любопытство, которое я впервые почувствовал, когда погрузился в мир Баррича. Кузнечик по-дикарски считал меня своей собственностью, подвергнув сомнению даже право Суути обнюхать меня и заработав от Виксен щелчок зубами, который заставил его с визгом прижаться к моим ногам.