Гребер не ответил. Никогда не спорь с тем, кто потерял руку или ногу, — он всегда будет прав. Спорить можно с тем, у кого прострелено легкое, или осколок засел в желудке, или кому, быть может, пришлось и того хуже, но, как это ни странно, не с человеком после ампутации.
Она обернулась, но заметила его не сразу. Фигура ее темнела на фоне огня, только волосы светились.
— Мы больше полагаемся на бога, — ответил Гребер.
Гребер вдруг увидел, что не только дети — взгляды взрослых проходили тот же путь. Тела и лица были неподвижны; люди прислушивались — не только их уши, — прислушивались склоненные вперед плечи, ляжки, колени, ноги, локти, руки, которыми они подпирали головы. Все их существо прислушивалось, словно оцепенев, и только глаза следовали за грохотом, точно подчиняясь беззвучному приказу.
Биндинг пришел в восторг. — Я рад, Эрнст! Я очень рад! Я бы сам никогда не поверил, что когда-нибудь стану коллекционером. Ну, а теперь расскажи, как ты живешь и что ты поделываешь. Не могу ли я чем-нибудь тебе помочь? Кое-какие связи у меня есть. — И он хитро усмехнулся.
— Эрнст, — прошептал кто-то за его спиной.