Спотыкаясь, брел он по садовой дорожке. Дойдя до калитки, поправил фуражку, деревянно выпрямился и зашагал дальше, как аист.
Вдруг на несколько дней вернулись морозы. Снег покрылся коркой и обледенел. Он перестал оседать. Но потом снова подул гнилой, парной ветер.
— Он говорил, что вы — единственный, кто ничего не хочет. И потому, что вы все время на фронте.
Гребер свернул за угол. Внезапно в конце улицы, прямо перед ним, медленно поднялся дом и развалился в воздухе на куски. Куски эти беззвучно и неторопливо падали наземь. Гребер бросился в водосток и зажал уши. Следующая взрывная волна схватила его, подобно гигантской руке, и властно отшвырнула на несколько метров. Камни градом сыпались вокруг него и тоже падали беззвучно среди несмолкающего грохота. Гребер встал, покачнулся, сильно тряхнул головой, подергал себя за уши и стукнул по лбу, стараясь восстановить ясность мыслей. С каждым мгновением улица все больше превращалась в море бушующего огня. Пройти здесь было невозможно, и он повернул назад.
— Не вздумайте расположиться на могилах соборных каноников, — ворчал причетник. — Останьтесь на той стороне, рядом с галереей. Спать вместе вам нельзя. Только рядом. Постелите порознь. Раздеваться воспрещено.
— Она набита бумагами. Мы бросим ее в огонь. Может быть, кого-нибудь это спасет от доноса.