— Стало быть, правильно, — сказал Гребер и отвернулся.
— Я, может быть, неправильно выразился, — сказал Гребер. — Но ты понимаешь, что я хотел сказать?
Гребер захлопнул альбом. Он взглянул на мерцающее между веток серебро и обнял Элизабет за плечи. Он ощутил ее всю, и вдруг увидел лесную землю, и траву, и стебли ползучих растений, и какой-то красноватый цветок с узкими нежными лепестками. Они росли, росли, пока не заслонили весь горизонт, и глаза Гребера закрылись. Ветер умер. Быстро темнело. Издали донеслись едва слышные раскаты. «Артиллерия, — подумал Гребер в полусне, — но откуда? Где я? Где фронт?» А потом с облегчением почувствовал, что Элизабет рядом. «Где же здесь артиллерийские позиции? Должно быть, учебные стрельбы».
— А ведь фюрер не курит, Штейнбреннер, — как бы мимоходом уронил Иммерман.
— А поди ты к… со своей женой. Они все в убежище, тут у нас куча раненых и убитых. Не до тебя.
— И я тоже. Сейчас тысячи бездомных. Куда же я перееду?