Деменев увел девочек. Служкин закурил, блаженно щурясь, и вдруг увидел, что на том месте, где только что сидели девочки, из клубов дыма материализовался Градусов – маленький, нахохленный, носатый, рыже-растрепанный и красный от злости.
– Я же дома, – удивился Будкин. – А в каком виде мне ходить?…
Сняв рюкзаки и перевооружившись, отцы вслед за Служкиным зашагали по насыпи к пещере.
Мы спускаемся обратно на залитый дождем луг. Голова моя кружится, ноги подгибаются. Маша оглядывается на меня, и вдруг лицо ее искажается. Она словно ломается по суставам и опускается на корточки. Сначала она молчит, потом начинает плакать и, наконец, рыдать.
– Ты подслушивал! – сокрушенно воскликнул Служкин. – Ах ты, Будкин, вульгарная ты саблезубая каналья! – Он поднял костыль, приладил его к плечу, прицелился в Будкина и выстрелил: – Бах!
– Эх, водки бы сейчас было эротично… – над кашей мечтательно вздыхает Чебыкин.