– Эх, Витус, – протянул Будкин. – Утратил ты дух романтики. А вот так выйти бы из нашего затона, и дальше – Кама, Волга, Каспий, а потом Турция, Босфор, Афины, Трапезунд, Мальта, Гибралтар, потом – Атлантика, Америка, Мексика… – Будкин, зажмурившись, сладострастно прошептал: – Индийский океан…
И вправду: мы – в брошенном лагере. И от этого мир словно нахмуривается. Облака бегут – словно хотят побыстрее уйти от этого места. Река не течет – неудержимо утекает отсюда. Солнце заслонило лицо локтем. Даже утес, выдвинувшийся из дальней горы, словно прикрылся плечом. Эта земля зачумлена.
Они еще вмазали. Закатное пылание в окнах тускнело, и Служкин уже мог хорошенько рассмотреть Веткино лицо – грубо-красивое, чувственное, беспокойное.
– По карте в десяти километрах от Семичеловечьей течет речка Поныш. Она впадает в Ледяную как раз напротив Гранита. Давайте поплывем по ней, а закончим маршрут в деревне Межень. Пойдет?
Я откидываю тент. Изгиб реки в дождевой дымке и над ним – кривоплечая скала с черным гребнем леса поверху. Это Хромой.
– Я не ною! – воскликнул Тютин. – Я просто человек такой! Тоже творческий! Ну и предусмотрительный!