– И все-таки, Виктор Сергеевич, – не отставал Чебыкин, – куда?
Служкин заново начал перечислять все параметры похода. Маша не стала записывать, надеясь на Люську, и задумчиво глядела куда-то в сторону, чтобы не встретиться со Служкиным глазами. Служкин диктовал и смотрел на Машу. Люська лихорадочно строчила в тетрадке какие-то магические заклинания: «…свтр 2 шт тр 1 бр 1 штан бол 1 бот сапг нск шрст побольше…»
– Есть, да не про мою честь, – выпив и закурив, неохотно сказал Служкин. – Лучше ты рассказывай. Как там твой любовник-то? Все еще в кино тебя снимать хочет?
– Сегодня ваши дети приготовили вам выступление и подарки!
Витька, не размышляя, ударил его в глаз. Тотчас Колесников звезданул Витьку в зубы, а потом коленом в пах. Из Витьки мгновенно вылетели все мысли и чувства. Боль заполнила его по самую пробку и свернула в зародыш.
Гулкая тишина в динамике замаялась, заныла, и вдруг как камень в омут ахнул первый удар колокола. Следом за ним перезвоном рассыпались другие колокола, словно по ступенькам, подскакивая, покатилось ведро. Вслед за последним звуком жуткое молчание стянуло нервы в узел, и вот, каясь, чугунным лбом в ледяную плиту врезался главный колокол и начал бить поклоны так, что шевельнулись волосы, и каждому стало больно его нечеловеческой мукой. Служкин встал, и отцы поднялись на ноги. Губы подрагивали, отсчитывая удары.