По меньшей мере, десять мыслей, толкая друг друга, встали передо мной, и в том числе одна, настолько нелепая, что теперь мне даже стыдно вспомнить о ней. О чем только не подумал я, кроме правды, которая оказалась еще нелепее, чем эта нелепая мысль!
— Григорьев, пожалуйста, просят на педсовет, вежливо сказал он.
— А во—вторых, сегодня ночью я вспомнил еще одно место этого письма. Вот оно.
Я молчал. У меня билось сердце, и я боялся, что сейчас она скажет: «мы незнакомы» или что—нибудь в этом роде.
— Никакой любви, — прибавила она, помолчав, и я почувствовал, что она покраснела.
— Ну—с, а случалось вам присутствовать при ампутации голени?