Корделия взглянула на Дюбауэра, бессмысленно топтавшегося рядом с ней.
– Я так считаю. Если слухи будут распространяться с прежней быстротой, я наверняка очень скоро услышу какую-нибудь шуточку о привилегиях моего звания. Боюсь, что тогда мне придется осадить несчастного… э-э… шутника. И вообще у меня неприязнь к закрытым дверям. Никогда не знаешь, что происходит по другую сторону.
– Одиннадцать. И роста я был маленького. Я всегда был маленького роста. Он оттеснил мать к дальней стене. И выстрелил из… – Форкосиган со свистом втянул в себя воздух и закусил нижнюю губу. – Странно, когда начинаешь говорить о чем-то, то вдруг возвращаются такие подробности… А я-то думал, что почти ничего уже не помню.
– На мой взгляд, мужчин тоже. Почему ваши люди стерли ее воспоминания? Это ты приказал?
– А к какой категории относишься ты, Корделия?
– Предательство на Барраяре карается смертной казнью?