– Ты прости меня, преславный отрок, что я поступил так, как был вынужден поступить, хотя царская воля, а возможно и прямое соизволение Небес – или, не Небес, а совсем наоборот, тебе это виднее – указывали, что государем подобает стать не Федьке Годунову, но единственно лишь твоей августейшей милости…
Машины стояли и на самой площади, и на проспекте. Но не двигались. И были пусты, все до единой.
– Аллегро! Темпо, темпо, шорт дери! Публика ждать нельзя!
Вдруг до его слуха донесся странный звук – не то сморкание, не то посвистывание. Не сразу Ластик понял, что царь и великий князь плачет.
Но тут из земли показался кусок дерева, очень старый и до того задубевший, что заступ не оставил на нем даже вмятины. Откуда бы здесь взяться дереву?
– Не смей обзывать Афиночку, мы с ней так подружились, пока ехали из Питера! – засмеялась Иветта. – И потом были не разлей вода – пока она меня к своему барсуку не приревновала. Жалко уезжать из Москвы, у меня тут завелось столько сердечных подруг!