Хлеб был скверный, плохо пропеченный. Ластик его есть не стал – и без того сыт был. Назавтра Ондрейка пришел вновь, увидел, что вода и хлеб нетронуты.
Ван Дорн поднял палец, деликатно привлекая папино внимание.
Василий Иванович с поклонами попятился, а перед тем как исчезнуть, замахнулся на Ластика кулаком, да еще плюнул в его сторону.
– Истинно рекут, княже, изо всех бояр московских мудрей тебя не сыскать. Ажио меня слеза сшибла, от орешков-то.
Выходит, она его любила? По самому настоящему?
У катастрофы были золотистые кудряшки, строго нахмуренный лоб, очки в стальной оправе.