Ондрейка ворочал его грубо, будто неодушевленный предмет. Кое-как натянул какую-то одежду, уложил обратно, опять сложил руки на груди, помял лицо, очевидно разглаживая складки. Хорошо, что темно, иначе Ластик обязательно был бы разоблачен.
Должно быть, Господь пожалел родоначальника фон Дорнов: из-за ушиба Тео пролежал три дня и поэтому не участвовал в страшной резне, опозорившей христиан на весь восточный мир.
Под рев и аплодисменты Дьяболини вылез из аквариума.
– Брешете, дяденька! Не брал я, вот те крест святой!
Ластик приник к оконцу, Соломка тоже. Оказалось, что отсюда отлично видно и слышно всё, что происходит внизу.
Он снова наклонился к Ластику и перешел на еле слышный шепот.