Из крепости, грохоча подковами, вылетели несколько белых всадников, за ними, не отставая, выбежали люди в черном, у каждого в руке обнаженная сабля, а потом выехала золоченная карета, запряженная два-четыре-шесть-восемь-десять-двенадцатью серыми в точечку лошадьми, и сразу вся заискрилась на солнце. До чего же это было красиво!
И чуть не оглох – такое громкое, раскатистое эхо обрушилось на него со всех сторон.
Поверхность стола раздвинулась, и выехала белая скатерть, уставленная серебряной посудой, хрусталем и вазончиками, в каждом из которых было по цветку.
– Езжай, Ерастушка, к государю, предвари! Пускай в трубы трубит, в барабаны бьет. Только умоли, чтоб батюшку смертью не казнил. В монахи его, дурня старого, постричь, и довольно бы.
– Ну вот что, честной купец, – объявил премудрый Ерастий, завершив обход. – Божье Око узрело, что завтра покраденные деньги к тебе в мошну вернутся, сами по себе. А вора ты боле не ищи и никого из приказчиков не наказывай.
Поплакал еще, самую малость, и не заметил, как уснул.