Бесшумно ступая бархатными туфлями, выскользнул в большую комнату. Огляделся.
На Ластика смотрел невысокий, крепко сбитый человек с раскосыми глазами. Коротко стриженые волосы, черные с проседью, торчали, как иголки у ежа.
– Цифирь надо повесить на кареты, повозки и телеги. Маленькую такую табличку, чтоб видно было, откуда да чья. И за то с владельцев деньги брать, а у кого нет таблички – пеню. – И повернулся к царю. – Самым бедным из крестьян и посадских эта подать нестрашна, у них телег нет. Платить будут только те, кто позажиточней.
Видел, как Другой Ластик спускается в подвал.
Ластик раскрыл глаза пошире. Чего это они?
Из второго шатра навстречу послу никто не вышел, лишь по обе стороны от входа застыли присевшие в реверансе дамы – фрейлины Марины Мнишек. В Москве этаких женщин Ластик не видывал: непривычно тощи, с непокрытыми головами, а удивительнее всего было смотреть на голые плечи и шеи.