– Боже, – выдохнул Дюбауэр и неверными шагами, как сомнамбула, двинулся вперед. Корделия едва успела схватить мичмана за шиворот.
Наступила неприятная тишина. Корделия вздохнула, уйдя в водоворот печальных сомнений.
– Не сомневаюсь. – Корделия решила, что этот рассказ вполне может оказаться правдой, хотя у нее не было оснований ему доверять. – А вы, случайно, вчера не… э-э… не подставили спину кому-то из ваших врагов?
Теперь Форкосиган начал вести массаж сердца, а Корделия зажала Ботари нос и прижалась губами к его губам. Рот его был влажен от слюны Форкосигана. Эта пародия на поцелуй была отвратительна, но выбора не оставалось.
Корделия вздохнула: она не может быть до конца откровенной с матерью, даже ей нельзя рассказать о невыносимом грузе правды, который он на нее взвалил. А мать по-своему истолковала пробежавшую по ее лицу тень.
Уже перед самым закатом, пробравшись через участок густого леса, они вышли на чудесную поляну. Пенный водопад скатывался по черным скалам, блестевшим подобно обсидиану, закатное солнце золотило траву на берегах ручья. Высокие, темно-зеленые тенистые деревья манили к отдыху.