Корделия поняла, что доказательств не было.
Корделия заметила, что Ботари затаил дыхание.
Ботари, щурясь от солнца, вгляделся в гостью, потом лицо его разгладилось, и он отдал ей честь.
Режим по-прежнему оставался суровым, а замки надежными, но дух глумления и садизма исчез. Она узнала охранника, который отводил ее в каюту Форратьера и, казалось, жалел. Теперь он был здесь главным: его воротник украсили поспешно и криво пришитые лейтенантские нашивки. Уходя из каюты, Корделия опять надела комбинезон Форратьера. На этот раз ей было позволено переодеться в оранжевую пижаму без присмотра. Затем ее отвели вниз.
– Будь я помоложе и поглупее – не забыл бы. Но, сказать по правде, мне уже слегка надоело убивать – это никого ничему не учит. – Форкосиган поднял голову и посмотрел прямо в глаза Готтиану. – Если хочешь, я дам тебе слово. Ты знаешь, чего оно стоит.
Корделия усадила сержанта в кресло, а сама уселась по-турецки на постели, пытаясь распространять вокруг себя атмосферу спокойного самоконтроля и жизнерадостности. А это было весьма нелегко: ее переполняла паника, ищущая выхода.