— Мрак, теперь отдохни! Мы все сделаем сами.
— Гм, волхв должен знать. А как он очутился на юге? Аист сдуру заблудился, не туда ветром занесло?
Он молча зачислил и Степана к бабам, тот вряд ли понимал охоту, а по Мраку всякий, кто не умеет бить зверя, — женщина или малое дитя.
Костер горел в двух десятках шагов, там смутно колыхались размытые тени, слышались гортанные песни. Из тьмы вынырнул Фарад, швырнул на землю вязанку хвороста. Дико и странно ревели во тьме горбатые звери.
Он повернулся к старцам, что сидели рядком на бревне, как сизые голуби. Народ тихонько переговаривался, вдали слышались вопли Росланихи. Тарас покачивал головой, но молчал. Боги, охраняя Народ, велели Маре и ее кровожадным дочкам забирать больных еще во младенчестве. Другие помирают в детстве. До парубочества дотягивают самые крепкие, выносливые. Однако здоровый люд тоже может сгинуть, если заведутся ленивые да робкие! Волей богов таких выбраковывали при Посвящении в Охотники. Таргитая кормили, одевали, берегли девятнадцать весен, но, как видно теперь, с трудом добываемый корм ушел зазря. Закон строг: кто не работает — тот не ест. А Таргитай пытается остаться дитятей, хотя перерос отца, в плечах — косая сажень, бера бы заломал, если бы довелось схлестнуться.
Олег медленно вытащил нож, и, глядя на него, Таргитай нерешительно вытащил свою секиру, вытянул шею, прислушиваясь. Скала стояла расколотая на две половинки, трещина поднималась к вершине, но там смыкалась, а у земли Мраку явно пришлось двигаться бочком.