— Я хотела бы держать тебя так, — продолжала она с ожесточением, — пока мы оба не умрем! Как бы ты ни страдал, мне было бы все равно. Мне нет дела до твоих страданий. Почему тебе не страдать? Ведь я же страдаю! Ты забудешь меня? Будешь ты счастлив, когда меня похоронят? Ты, может быть, скажешь через двадцать лет: «Вот могила Кэтрин Эрншо. Когда-то давным-давно я ее любил и был в отчаянии, что потерял ее; но это прошло. С тех пор я любил многих других; мои дети мне дороже, чем была она; и на смертном одре я не стану радоваться, что иду к ней; я стану печалиться, что разлучаюсь с ними!». Скажешь, Хитклиф, да?
Пока мисс Линтон бродила по парку и саду, всегда молчаливая и почти всегда в слезах; пока Эдгар запирался среди книг, которых не раскрывал — томясь, как мне думалось, неотступным смутным ожиданием, что Кэтрин, раскаявшись в своем поведении, сама придет просить прощения и мириться; и пока та упрямо постилась, воображая, верно, что Эдгару за столом каждый раз кусок становится поперек горла, оттого что ее нет, и только гордость мешает ему прибежать и броситься ей в ноги, — я занималась своими хозяйственными делами в уверенности, что на Мызе остался только один разумный человек, и человек этот — Эллен Дин. Я не пыталась утешать барышню или уговаривать госпожу и не обращала большого внимания на вздохи господина, который жаждал услышать хотя бы имя своей леди, если ему не позволяют слышать ее голос. Я рассудила так: по мне, пусть их обходятся как знают; и хотя все шло с томительной медлительностью, я начинала радоваться забрезжившей, как мне уже думалось, заре успеха.
Признаюсь, этот удар поразил меня тяжелее, чем смерть миссис Линтон. Воспоминания о прошлом нахлынули на меня; я села на крыльцо и расплакалась, как о кровном родственнике, и даже попросила мистера Кеннета, чтоб он послал другую служанку доложить о нем господину. Меня смущало одно: «Своей ли смертью умер Хиндли Эрншо?». За что бы я ни бралась, мысль об этом не оставляла меня; она была так мучительно навязчива, что я решилась отпроситься и пойти на Грозовой Перевал — пособить тем, кто готовился отдать последний долг умершему. Мистеру Линтону не хотелось отпускать меня, но я красноречиво расписывала, как он там лежит один, без друзей; и сказала, что мой бывший господин и молочный брат имеет столько же прав на мои услуги, как и новый. К тому же, напомнила я, маленький Гэртон — племянник его покойной жены, и так как у мальчика нет более близкой родни, мистер Линтон должен взять на себя роль его опекуна; он вправе и даже обязан справиться, кому завещано имение и как распорядился им его шурин. Мой господин в то время был неспособен заниматься подобными делами, но поручил мне поговорить с поверенным; и в конце концов позволил мне пойти. Его поверенный вел также и дела Эрншо; я отправилась в деревню и попросила адвоката пойти со мной. Он покачал головой и посоветовал не затевать спора с Хитклифом; и добавил, что Гэртон, если я хочу знать правду, остается нищим.
— У нее путаются мысли, сэр, — вмешалась я. — Она весь вечер говорит бессмыслицу. Но дайте ей покой и правильный уход, и она придет в себя. А до тех пор мы должны остерегаться сердить ее.
Затем я учинила ей настоящий допрос — для девушки двадцати двух лет это было не так уж неразумно.