Признаюсь, этот удар поразил меня тяжелее, чем смерть миссис Линтон. Воспоминания о прошлом нахлынули на меня; я села на крыльцо и расплакалась, как о кровном родственнике, и даже попросила мистера Кеннета, чтоб он послал другую служанку доложить о нем господину. Меня смущало одно: «Своей ли смертью умер Хиндли Эрншо?». За что бы я ни бралась, мысль об этом не оставляла меня; она была так мучительно навязчива, что я решилась отпроситься и пойти на Грозовой Перевал — пособить тем, кто готовился отдать последний долг умершему. Мистеру Линтону не хотелось отпускать меня, но я красноречиво расписывала, как он там лежит один, без друзей; и сказала, что мой бывший господин и молочный брат имеет столько же прав на мои услуги, как и новый. К тому же, напомнила я, маленький Гэртон — племянник его покойной жены, и так как у мальчика нет более близкой родни, мистер Линтон должен взять на себя роль его опекуна; он вправе и даже обязан справиться, кому завещано имение и как распорядился им его шурин. Мой господин в то время был неспособен заниматься подобными делами, но поручил мне поговорить с поверенным; и в конце концов позволил мне пойти. Его поверенный вел также и дела Эрншо; я отправилась в деревню и попросила адвоката пойти со мной. Он покачал головой и посоветовал не затевать спора с Хитклифом; и добавил, что Гэртон, если я хочу знать правду, остается нищим.
— У нее путаются мысли, сэр, — вмешалась я. — Она весь вечер говорит бессмыслицу. Но дайте ей покой и правильный уход, и она придет в себя. А до тех пор мы должны остерегаться сердить ее.
Затем я учинила ей настоящий допрос — для девушки двадцати двух лет это было не так уж неразумно.
— Кого ты так, Нелли? — сказал голос Кэтрин позади меня: поглощенная наблюдением за теми двумя во дворе, я не заметила, как вошла госпожа.
Он осыпал нас руганью и, не дав Линтону опомниться, прямо-таки выбросил его в кухню, а когда я пошла за ним, он стиснул кулак — видно, в сильном желании прибить меня. В первое мгновение я испугалась и обронила одну из книг; а он, поддав ногой, швырнул ее мне вслед и захлопнул дверь. Я услышала злобный трескучий смешок около печки и, обернувшись, увидела этого мерзкого Джозефа. Он стоял, потирая свои костлявые руки, и трясся.